— Вы с Синдзи все равно бы всех убили, — сказала она.
— Что?
Ленгли усмехнулась и пересела ближе.
— Что, снова не все так просто? Стены в ванной Синдзи оказались обожжены, а камера отключилась после первых восемнадцати кадров вашего, м-м, исхода. Я на глаз прикинула энергию и решила, что хочу жить.
— За счет…
— Нет.
«Нет». Я чувствовала усталость. Я хотела увидеть Синдзи — всего лишь. Я устала от этики.
— Два класса — гарантия вашей с Синдзи неподвижности, пока совет решает вашу судьбу, — скрипуче сказала Ленгли. — Это как минимум тридцать детей. Остальные могли выжить с семидесятипроцентной вероятностью. Взрослые… С ними хуже.
— Я помню. План ликвидации лицея твой?
— Да. Видишь, я не лгу.
— Вижу.
— Ты видишь что-то не то, — огрызнулась она. — Позволь я вам с Синдзи уйти, и здесь осталась бы оплавленная воронка километров так под сорок радиусом. У нас не получилось бы поговорить иначе. А так вы можете попытаться забрать с собой хотя бы кого-то.
— И тебя?
— И меня.
— Ты могла рассказать об этом раньше. Не ждать до последнего.
— О, да, могла.
Ее смех был скрипучим — и тоже усталым. Она смеялась так долго, что я успела понять все, успела еще раз взглянуть на небо, успела даже счесть ее безумной.
— Забирай учеников, Аянами. Создайте там свет и тень и позвольте мне ошиваться рядом.
Я кивнула, и берег исчез.
Свет сеялся, шипел, и потолок обрушился на меня — тяжелее застывшего перекрашенного свинца.
— У меня остался один вопрос. Как мы можем… измениться, если оба больны EVA?
Аска зажмурилась и приложила к щекам кончики пальцев:
— «Признаюсь я, что двое мы с тобой, хотя в любви — единый целый мир».
— «…хотя в любви мы существо одно».
— Да? Ну, смысл ты уяснила.
— Да.
«Синдзи, ты слышал?»
«Да».
«Все?»
«Да».
Он устал. Он тоже очень устал. Мой… Бедный.
— Беги, — сказала я Аске.
— Что?
— Мы заберем тебя, но не сейчас.
Она выдохнула:
— Но… Почему?
— Ты все поняла.
— Нет! Почему?!
— До встречи. И спасибо.
Я видела ее все хуже: все заслонял свет. Ее лицо белело поверх огромного трясущегося ствола, который почти упирался мне в лоб. У нее очень мало времени, но она успеет — я знаю. Аска Ленгли отключит детонаторы и уедет, улетит, умчится, потому что иначе никогда не поймет, не получит ответов.
Мой собственный ответ лежал не здесь. Я не боялась потерять свое «я», не боялась сделать что-то не так, мне нравилось, как звучит свет и как сияет звук. Наверное, я закончила почти все здесь.
— Пойдем? — спросил Синдзи.
— Да.
— Тебя тоже переодели.
— Да. Ты боишься?
Он повел плечами:
— Хуже, чем первый урок. А ты?
— Нет. Да. Но я пытаюсь помнить главное.
— Главное? А, «я — это я»?
— Нет. Теперь я — это еще и ты.
Сoda
Он остановился на заправке и вышел из машины. Хотел закурить, но хозяин так на него посмотрел, что он улыбнулся и отошел в сторонку — к запыленным торговым автоматам. Поднимался ветер, и пыль тонкими струйками сдувало, казалось, со всего: с газозаправочной колонки, с тумбы громоотвода и с капота припаркованной за зданием машины.
Машины, которой не должно было быть здесь.
— По кофейку, Кадзи-сан?
— Не откажусь. Я могу повернуться?
— Да ради Ангела, Кадзи-сан. Не будем пугать старика.
«Она не изменилась с Эй-Си», — подумал он. Ленгли уже с месяц носила мышиного цвета каре и зеленые глаза — прозрачные, выгоревшие, — мешковатую куртку и штаны с ремешками и молниями. «Скам-штаны», — вспомнил он. — «Где я подхватил это словечко? Уже на континенте или еще в Европе?»
Кадзи не чувствовал отчаяния, не искал вариантов. Он просто ждал — как, наверное, все трое агентов до него.
«Или нет: только первый и третий. Второго она убила с балкона здания напротив».
— После вас, — улыбнулся он, когда Аска указала ему на двери кафе.
— Вы слишком добры.
Руку из большого кармана на животе Ленгли так и не вынула.
«Она не мигает», — вдруг понял Кадзи и стало отчего-то совсем тоскливо.
Внутри пахло кофе, и сиденья скрипели пересохшим кожзаменителем, а в столешницу въелись три круга от чашек и один странный полукруг. «От полу-чашки», — тотчас же подумал Кадзи.
— Два агента «А» в одном придорожном кафе — это очень много, да? — спросил он, ведя ложкой по ободку чашки: три секунды, еще три, и еще, а потом — три секунды назад, и еще три секунды…
— Один из них в бегах, другой переквалифицировался в ликвидаторы, — ответила Ленгли.
Аска положила подбородок на ладонь, а в уголке потрескавшихся губ торчала зубочистка, — но по-настоящему Кадзи смотрел ей только в глаза. Осталось последнее, что его интересовало в этой жизни: когда Аска Ленгли наконец моргнет. Он не понимал, как в воздухе Невады можно не моргать.
— По GPS ты опережала меня на семьдесят миль.
Ленгли приподняла и опустила плечо.
— Флуктуации. И не такое говно случается.
Он опустил ложку в чашку.
— Давай напрямую. Зачем?
— Ты работал с ней.
«С ней, — подумал Кадзи. — Ну конечно».
Не спрашивая разрешения, он вытащил сигареты и зажигалку. Продавец под табличкой «не курить» сделал вид, что смотрит в другую сторону.
А Аска снова не моргнула.
— Я ее недооценил.
— В этом мы похожи.
— И что ты хотела услышать?
— А я хотела что-то услышать?
Кадзи пустил дым в потолок. «Почему-то нет вентилятора. Этой заправке критически нужен вентилятор».
— Говорят, ты свихнулась там.
— Интересная мысль.
— Говорят, ты даже написала последний отчет.
— Было дело.
— Ты написала правду?
Аска перегнала зубочистку в другой уголок рта. Нетронутый кофе остывал перед ней.
— О том, как она прощалась с убитыми? Как десятки Рей Аянами стояли над телами ее коллег? — спросила она. — Или о том, как отряд «Тессеракт» погиб — весь и сразу? Или о том, как от горизонта до горизонта встала зеркальная угольно-черная сфера?
— Сферу видели со спутников и бомбардировщиков.
— Клево им. Мне эта сфера съела хвостовой винт.
— Хочешь об этом поговорить?
Аска прикрыла глаза и вынула зубочистку.
— Нет.
«Ну, вот и все», — подумал он. Нижний край солнечного диска уже выедал горизонт. Аска обхватила чашку обеими руками и спросила, глядя в окно:
— Интересно, как по-твоему: почему она оставила меня?
Кадзи опустил окурок в чашку и положил на стол локти.
— Я полагаю, мне придется сначала выслушать историю.
— Не хочешь — не слушай.
* * *
Аска уехала на рассвете. Когда ее широкий старый кабриолет промчался мимо окон кафе, Кадзи услышал, как за воем двигателя играет что-то бодрое, какая-то вечно американская мелодия.
— Сэр, вам счет?
Он поднял взгляд. Хозяин был стар, как эта пустыня. Кадзи очень захотелось услышать добрую индейскую мудрость, но он сдержался.
— Да.
И только обнаружив, что Аска не расплатилась, Кадзи Редзи бесповоротно почувствовал себя живым.
— Поедете за ней?
— Нет.
— Назад тоже не советую. Старая Мо нашептала, что военные по ошибке разбомбили бензоколонку в Прингс-Кросс. Там теперь даже жарче, чем всегда.
— «Старая Мо»?
Индеец кивнул:
— Моя полицейская рация. Все еще работает, в отличие от армейских прицелов.
Кадзи закурил, и — чудо — хозяин снова ничего не сказал.
— Флуктуации. И не такое говно случается, — сказал Кадзи.
Он вышел из кафе. Заправка отбрасывала длинную тень, и всю машину Кадзи покрывала крупная роса. От одного взгляда на нее очень хотелось в душ: мыться, глядеть в запотевший кафель и изобретать себе новое имя.
Он вынул изо рта сигарету и посмотрел в небо.
«Эй, — мысленно позвал Кадзи. — Хоть сейчас ты улыбнулась?»
* * *
